В море публикаций, посвященных освобождению Ходорковского, подробно и со вкусом обсуждается вопрос, почему был освобожден самый знаменитый узник Путина. Выдвигаются разнообразные остроумные конспирологические версии. На фоне этой увлекательной дискуссии совершенно исчез из фокуса общественного внимания не менее важный, на наш взгляд, вопрос: а за что, собственно, провел десяточку с лишним в российском пенитенциарном аду Ходорковский, в чем состояло его преступление?
"Гордыня-с", – услужливо подсказывает нам кремлевская пропаганда устами срочно отобедавшего с Ходорковским публициста по особым поручениям. "Ходорковский очень правильно оценил свое наказание и искупил свой грех. Что он и изложил на пресс-конференции в Берлине".
Концепция "гордыни" не нова, она органично продолжает версию "высокомерия", которую все годы заточения Ходорковского озвучивал споуксмен холуйского Российского союза промышленников и предпринимателей г-н Юргенс. Даже если мы поверим этим достойным людям, то не получим объяснения. "Высокомерие" и "гордыня" – не причины, это уклончивые эмоциональные оценки каких-то фундаментальных поступков Ходорковского, которые и стали причиной постигших его лично и его компанию бедствий.
Мне кажется, что и бизнес, и политический класс сознательно избегают серьезного анализа событий 2003 года, потому что речь идет не столько о личной судьбе Ходорковского, сколько об экономической и политической системе посткоммунистической России. И слишком уж неприглядно выглядит российская "элита" в этой четвертьвековой истории. Позволю себе нарушить коллективную омерту и, отталкиваясь от биографии Ходорковского, предложить свой краткий курс истории капитализма в России.
Я был немного знаком с Ходорковским, переписывался с ним во время его заключения, а впервые пересекся с ним заочно где-то в 1997 году. Ходорковский опубликовал тогда в "Независимой газете" огромную (на всю полосу) статью, содержание которой вкратце можно было свести к одному тезису: "Самый выгодный бизнес в России – это политика, и так будет всегда. Мы тут между собой бросали жребий, кому идти в правительство. Выпало Владимиру Потанину. Он очень много сделал на этом посту для своей компании ОНЭКСИМ. В следующий раз пойдет кто-нибудь другой".
Как видите, вполне в духе знаменитого триумфалистского манифеста Бориса Березовского октября 1996 года: "Мы, семь самых богатых бизнесменов, вложили громадные деньги в избирательную кампанию Ельцина, наняли Чубайса ее менеджером и обеспечили победу. Теперь мы должны пожинать плоды нашей победы – занимать ключевые посты в правительстве". Что не удивительно, так как Ходорковский был одной из ключевых фигур семибанкирщины, и они все тогда так думали. Причем искренне полагали, что все, что хорошо для них, хорошо и для страны в целом.
Я был тогда колумнистом Мoscow Times и написал колонку с довольно резкой критикой публикации Ходорковского. Неожиданно она не появилась в условленный день в газете. Как выяснилось, значительный пакет акций MT принадлежал тогда банку "Менатеп", и американский редактор, носитель вековых традиций свободы прессы, решил на всякий случай подстраховаться и испросить разрешения владельца. Надо отдать ему должное: Ходорковский распорядился опубликовать статью.
Да, Ходорковский был одним из тех, кто в бурные годы первоначального накопления российского капитала был назначен сверхбогатым российской, а в некоторых случаях еще и советской бюрократией. Об этом с обезоруживающей откровенностью и даже простодушием рассказал как-то в своем письме издалека в редакцию газеты "Коммерсант" Березовский: "В те годы каждый, кто не сидел на печи, за небольшие взятки чиновникам получил громадные куски госсобственности".
Олигарх – это не просто очень богатый человек. Билл Гейтс или Сергей Брин очень богатые люди, но никто не называет их олигархами. Олигархия – это бинарное отношение между бизнесом и властью. Олигархический капитализм в его русском исполнении – это такая модель, в которой крупнейшие бизнесмены могут функционировать и умножать свои состояния только благодаря административному ресурсу, то есть своим связям в коридорах власти, а бюрократия процветает и обогащается, обкладывая данью бизнесменов. Иногда это слияние денег и власти доводилось до своего логического завершения – персональной унии: Потанин назначался вице-премьером правительства, а Березовский заместителем секретаря Совета безопасности.
Миллиардер М. Ходорковский, так же как и остальные российские олигархи, вырос из этого кровосмесительного союза Денег и Власти. Во второй половине 1990-х годов у него была довольно негативная репутация на Западе. Против него открывались судебные процессы, инициированные западными миноритарными акционерами, которых Ходорковский вытеснял из своих компаний, грубо используя административный ресурс. Но на каком-то этапе развития своего бизнеса он первым из российских олигархов осознал две принципиальных вещи. Во-первых, стать компанией, принятой на равных элитой мирового бизнес-сообщества, ЮКОС сможет, только принципиально изменив наработанные им в джунглях российского бандитского капитализма модели поведения. Во-вторых, и это намного важнее, номенклатурная пуповина, которая связывала новорожденный российский капитализм с властью и которая так еще нравилась Ходорковскому в 1997 году, не только осталась неперерезанной, но и выросла в огромную ненасытную кишку. В нее провалились за эти годы и пирамида ГКО, и залоговые аукционы, и новые нарождавшиеся империи Тимченок, Абрамовичей, Ковальчуков, Ротенбергов.
Путь “собственника” к успеху в России лежал не через эффективное производство и успешную конкуренцию, а через близость или прямую принадлежность к “властной вертикали”, через эксплуатацию своего административного ресурса – маленького или совсем не маленького куска государства – и через абсолютную лояльность правящей бригаде и ее пахану. В результате родился мутант континуальной номенклатурной приватизации forever, пожирающий страну и лишающий ее всякой исторической перспективы.
Ходорковский как стихийный государственник начал противостоять этой тенденции прежде всего личным примером. Он сделал свою компанию транспарентной, внедрил западную систему отчетности и корпоративного управления, открыто показал свои доходы, стал тратить большие суммы на социальные и образовательные проекты. Выход из тени сделал для него ненужной зависимость от бюрократии и власти. Бывший олигарх превратился в современного бизнесмена, играющего по правилам открытой экономики XXI века.
За десять лет он прошел путь от олигархического Савла к модернизационному Павлу – путь, который у американских robber barons занял три поколения. Но именно в этой стремительности и таились серьезные опасности. На знаменитую встречу Путина с бизнесменами в феврале 2003 года Михаил Ходорковский пришел убежденным в необходимости преобразовании системы российского бизнеса. Его предложение призвать Путина изменить губительные для судьбы страны правила игры обсуждалось предварительно с руководителем президентской администрации Александром Волошиным, его первым замом Дмитрием Медведевым, руководством РСПП.
Концепция Ходорковского вроде бы была всеми ими одобрена, а выразить общую позицию поручили другому бизнесмену – Александру Мамуту. Тот, однако, в решающий момент сказался больным, и докладывать пришлось в конце концов самому Ходорковскому. Его заявление "Ваши бюрократы – взяточники и воры, господин президент", проиллюстрированное скандальной историей с распилом чиновниками 600 миллионов долларов под видом покупки государственной "Роснефтью" частной "Северной нефти", не было тривиальной российской жалобой батюшке-царю на нерадивых и плутоватых слуг, снова укравших какую-то нефтяную компанию.
Месседж Ходорковского был гораздо серьезнее: "Я хочу играть по новым правилам открытого, конкурентного, законопослушного, не зависимого от бюрократии бизнеса. Многие мои коллеги готовы последовать моему примеру. Только так мы сможем вывести экономику из сложившейся при нашем c вами участии системы бандитского капитализма, обрекающей страну на застой и маргинализацию. Но мы одни не можем разорвать эту порочную связь Денег и Власти. К этой операции должна быть готова и сама Власть, и ее бюрократия. И в этом – ваша историческая ответственность, господин президент".
Президент не захотел услышать этого смысла или, наоборот, услышал его слишком хорошо, но не как глава государства, а как глава своей корпорации. Был у него и личный меркантильный интересец. Последовавшая через год сделка "Путин – Абрамович" (покупка "Газпромом" "Сибнефти") стала классическим римейком операции "Богданчиков – Вавилов" с заменой 600 миллионов на 13,6 миллиарда долларов.
Сам того не подозревая, Ходорковский ударил в очень больное место, раскрыв неприличную тайну верхушки режима. Питерская бригада, видимо, уже тогда разработала схему обналичивания активов "правильных" олигархов и личного фантастического обогащения. Афера с "Северной нефтью" стала первой скромной пробой пера.
Исторически Ходорковский был прав. То, что он предлагал, и то, что он делал в последние годы перед арестом, было направлено на выход страны из ловушки олигархического капитализма. Выход, который совершенно не устраивал бюрократию и ее вооруженный отряд – силовые структуры. Именно поэтому они с таким остервенением набросились на свою жертву, почувствовав команду Путина "фас". Путь Ходорковского, путь разделения бизнеса и власти лишал их в перспективе привычной сладкой роли – крышевания всей российской экономики от нефтяных компаний до мебельных магазинов и продуктовых ларьков.
Развернувшееся наступление силовиков на бизнес было не походом за восстановление социальной справедливости, а бунтом долларовых миллионеров против долларовых миллиардеров, не демонтажом порочной системы криминального капитализма, а борьбой за перераспределение власти и собственности внутри этой системы. Ходорковский был наказан не за то, что он был олигархом, а за то, что он посмел перестать быть олигархом.
Подлейшую роль в идеологическом обосновании расправы над Ходорковским и в закреплении в России системы бандитского капитализма сыграл заказанный силовиками доклад "Государство и олигархия". В нем просто все знаки были цинично заменены на противоположные. Ходорковский был представлен главарем заговора олигархов, а входившие во вкус очень больших денег воры-силовики во главе с Путиным – защитниками государственных интересов. Ну, хорошо, с силовиками все понятно, а как же бизнес, системные либералы во власти, все те, кто, казалось, готовы были поддержать Ходорковского? Куда они все подевались, когда началась расправа с Ходорковским? Никто из них не выступил в его защиту.
Лакейская овация, устроенная В. В. Путину вскоре после ареста Ходорковского делегатами 13-го съезда РСПП, по своей продолжительности и холуйской восторженности могла соперничать только с овацией И. В. Сталину делегатами 17-го съезда ВКП(б) в 1934 году. Бурные продолжительные аплодисменты. Все встают. Чтобы не сесть. И те, и другие имели все основания недолюбливать невысокого сурового человека, которому они так бешено аплодировали, и серьезно опасаться его.
И те, и другие решились при тайном голосовании на маленькую фигу в кармане, последнюю в их политической жизни. Делегаты съезда победителей набросали несколько десятков черных шаров при избрании генерального секретаря. Делегаты съезда побежденных переизбрали в состав правления РСПП уже арестованного Ходорковского. Оба съезда обозначили символический рубеж смены постреволюционных элит. В 1934 году – ленинской на сталинскую, а в 2003 году – ельцинской на путинскую. Разумеется, в начале XXI века смена элит произошла гораздо более вегетарианским способом, чем в первой половине XX-го. Желающие могли эмигрировать. Разоружившимся перед орденом меченосцев и принесшим клятву личной верности Потаниным-Фридманам сохранили основной капитал, недвижимость, наложниц, что-то еще по мелочи.
Но в целом ельцинская элита (олигархи первого ряда, "либеральные реформаторы", идеологическая обслуга режима) ушли с ведущих ролей. Причем безропотно и послушно. Масса исследований была посвящена в свое время вопросу, почему ленинская гвардия так покорно пошла под нож сталинских репрессий, и даже поставленные к стенке они продолжали орать: "Да здравствует Иосиф Виссарионович!" Ведь среди них были и люди недюжинной смелости, проявленной в ходе Гражданской войны, и недюжинного ума, которые не могли не понимать, куда влечет их ход событий. Большевистская номенклатура не могла выступить против сталинской диктатуры потому, что она сама шаг за шагом создавала ее, была к ней абсолютно лояльна, чувствовала себя абсолютно комфортно, совершила вместе с ней все преступления, включая уничтожение миллионов русских крестьян в годы коллективизации.
Страстно желая остаться внутри этой системы, они аплодировали любым репрессиям, включая расстрелы собственных жен и братьев. Сталинизм не был для них отрицанием ленинизма. Он стал его логичным и естественным продолжением. Таковы же были в принципе и мотивы поведения ельцинской элиты. Запустив механизм континуальной номенклатурной приватизации, которая в глазах подавляющего большинства населения всегда останется несправедливой, а для страны экономически разрушительной, она потеряла возможность удерживать власть и собственность демократическим путем.
Ей понадобился русский Пиночет, который "железной рукой поведет Россию по пути дальнейших либеральных реформ", что на их языке означало – позволит им и дальше рубить бабки по-легкому через кишку административного ресурса. Поделившись, конечно, с занявшими на этой кишке командные посты своими бывшими охранниками. Они не поддержали тогда Ходорковского не только из-за страха перед Путиным, но прежде всего из-за страха остаться без Путина наедине со страной, да еще играть по чуждым им правилам конкурентной открытой экономики, которые предлагал Ходорковский.
Прошло уже более десяти лет, а они так и стоят на том же съезде с опущенными штанами и душами и поднятыми для нескончаемой овации руками. Очень откровенно об этом говорится в недавнем докладе идеологического штаба остатков "ельцинской элиты" Комитета гражданских инициатив: “У элит могут быть серьезные претензии и недовольства, однако их преодолевает страх перед всеми, кто не "вписан в пирамиду" – от периферийных элитных групп до массовых слоев общества, испытывающих обездоленность... Путин рассматривается элитами как политическое прикрытие, без которого нынешнему режиму просто не на чем больше держаться".
Такая система может при заоблачных ценах на нефть достаточно долго стагнировать, но никакое содержательное развитие, никакая инициатива бизнеса и никакие инновации в ней невозможны в принципе. Именно это Ходорковский пытался 11 лет назад доходчиво объяснить Путину.
Действительно, немыслимая гордыня. Люди же негорделивые вроде Путина или Абрамовича безмятежно продолжали и продолжают воровать. В результате Ходорковский и страна потеряли 11 лет жизни. Он вырвался из путинского царства мертвых. Мы в нем остались. Но он нам ничего не должен. В 2003-м он уже сделал, что мог. Он, как герой Кена Кизи, хотя бы попытался, черт возьми, хотя бы попробовал.
Андрей Пионтковский
публицист, политолог
МИХАИЛ ХОДОРКОВСКИЙ: СЕМЬЯ — САМОЕ ВАЖНОЕ, ЧТО ЕСТЬ У ЧЕЛОВЕКА
ХОДОРКОВСКИЙ