Кровавые сутки: Как беркут и титушки Януковича убивают народ в центре Киева

Рада

Еще в воскресенье со сцены Народного вече анонсировали масштабный митинг под ВР во вторник. Цель – сподвигнуть парламент проголосовать хоть какой-нибудь вариант возвращения к Конституции 2004-го года. Благо, вариантов, предлагалось множество: и проект постановления от оппозиции, и Акт ВР «имени Давида Жвании», и другие.

Также – помешать избранию провластного премьера. По состоянию на обед понедельника им должен был стать Арбузов, однако уверенности в достаточном количестве голосов для «лучшего банкира Восточной Европы» не было. Рисковать не стали.

«Любой провластный – Арбузов, Клюев, Бойко, Лукаш, даже Кинах, априори ставит крест на теме коалиционного правительства. Тем более – без изменения Конституции. А именно этого требует Запад. Более того, только под коалиционного премьера Запад выделит деньги», - поясняли в оппозиции.

Итак, колонны начали формироваться на Майдане с восьми утра. К девяти вверх по Институтской было уже не протолкнуться. Просочиться к ВР - лишь на перекрестке Шелковичной и Институтской. Улица перегорожена двумя КАМАЗами и двумя спецмашинами. Между ними – очень узкий коридор, где и один-то человек еле помещается. В щель пропихивались сотрудники аппарата ВР и журналисты.

- Леха, шото мы много, б…ь, людей пускаем, - послышалось начальственное.

Не дожидаясь уточнения команды, первая линия смыкает щиты.

LB.ua запрыгивает вовнутрь последним.

За первой линией - еще два кордона. Между ними бойцы разматывали мотки какой-то странной проволоки. По виду – колючей, но без шипов. Электрическая?

- Не снимай, на х..й, с..а! – вежливо приказал второй кордон, реагируя на появление в руке телефона.

Огрызнуться не успела: здоровенный "беркутовец", ухватив за шкирки, силой впихнул за вторую линию. Между второй и третьей проволоки уже не было. Зато там были "титушки". С диким гоготом гоняли по Грушевского пластиковую бутылку. В футбол, стало быть, играли.

Уже подоспели новости с заседания фракции ПР. Председательствовал Ефремов, Клюев приехал лишь под конец. Ни Арбузов, ни Янукович присутствовать нужным не посчитали.

Краткая суть заседания: кандидата в премьеры нет, когда будет неизвестно, за любой из вариантов конституционных изменений фракция голосовать не намерена.

– Ефремов буквально истерику устроил. Кричал, что оппозиция нас провоцирует; что Акт Жвании нелегитимен, а Постановление от ОО вообще бред; что это все не имеет никакого смысла, и т.д., – пересказывали источники из числа нардепов.

– Причем мы предлагали разные варианты. Допустим: голосуем «понятийку» сейчас и месяц, скажем, работаем над текстом новой Конституции. Если оппозиция не захочет участвовать – работаем сами, но только не затягивая. Важно снять эскалацию, хоть как-то продвинуться, – дополняли другие.

По факту, никуда «регионалы» не продвинулись. Никаких решений фракция не приняла, с тем и вышли в зал.

Новости быстро разлетелись. Упрямство регионалов; непоколебимая уверенность власти в собственной правоте, возмутили людей.

Теперь уже никто не скажет точно, где и когда начались первые стычки. И кто выступил их зачинщиком. Учитывая, что вся нижняя часть Грушевского еще с утра была забита силовиками с огнестрельным оружием наперевес (скрывать его как-то, маскировать, нужным они не считали. Кто поднимался к парламенту по Грушевского – подтвердит, – С.К.), логично предположить: не демонстранты были зачинщиками.

Так или иначе, первая кровь в правительственном квартале пролилась около 11 утра 18 января.

Первая кровь

События развивались стремительно. Почти одновременно поступили данные о стычках на Шелковичной и Липской.

Закрутилось как раз возле злосчастных КАМАЗов на перекрестке, за которыми разматывали проволоку. КАМАЗы запылали. В протестующих полетели гранаты, пустили газ. Те отвечали камнями. Снизу, от Майдана, женщины и пожилые люди мигом выстроились в живую цепь – из рук в руки передавали брусчатку, которую мужчины использовали в боях.

С машин огонь перешел на соседний дом.

В кулуары Рады доносилось эхо взрывов. Дрожали и звенели стекла – ударная волна.

С Шелковичной эпицентр сместился на Липскую. Нападение на офис ПР.

Основной материальный ущерб понес депутат-регионал Григорий Смитюх. Которому, собственно, принадлежит здание. Ему же принадлежал «мерседес», в котором топором разбили стекло.

Сам особняк тоже подожгли.

Двое погибших.

Спохватившись, беркутовцы бросились отбивать «ставку» бело-голубых. Им в помощь – полторы сотни совершенно отмороженных «титушек».

Забегая наперед, следует сказать, что в ходе боев в правительственном квартале было идентифицировано минимум три их «разновидности». Первая – с георгиевскими ленточками на рукавах в качестве отличительного знака для силовиков (не бить – свои); вторая – с красно-белыми ленточками; третья – без всяких ленточек, но в одинаковых серых балаклавах.

На Липской орудовали вторые. Началась рукопашная.

Большинство травм – разбитые головы и ноги. Карта боя: "титушки" нападают, избивают и сбрасывают полуживые тела в лапы «Беркута», тот «угощает» еще «от себя» дубинками и швыряет в автозак.

Подтянулись депутаты. Но тщетно. Это была уже другая реальность. Беркут сорвался с катушек.

– Пиз…ь их, сук! Пиз…ь! – орали бойцы, накидываясь на неприкосновенные тела.

Для начала целились по ногам. Крепко досталось Арсену Авакову и Анатолию Дыриву.

– Стояяяять! Назад, я сказал! – орал дурным голосом их начальник, закрывая собой депутатов.

За спинами «Беркута» скакали «титушки», стараясь угодить в головы народных избранников кирпичом.

Депутаты вытягивали раненых. Вместе с медиками к ним мигом подлетали оперативники: фиксировали все на камеру, принимались опрашивать. Вроде как следственные действия на месте проводить.

До сих пор стоит перед глазами картина: пожилой мужчина, лет под шестьдесят, голова разбита, все лицо в крови, кровь сочится по молнии старенькой куртки, стынет под воротом.

Над ним – мент с камерой: «имя-фамилия, дата рождения, где проживаете».

Крепостной переулок. Окровавленный слоеный пирог

Оперативно «сориентировавшись на местности», митингующие вошли в Дом офицеров – разбили, под руководством неутомимой Ольги Богомолец, полевой госпиталь. Именно туда доставляли раненых. Много. Очень много раненых. «Скорые» к правительственному кварталу не подпускали, внутрь – тем более. Депутатские машины, на которых пытались эвакуировать – не выпускали из оцепления.

Еще до полудня в Доме офицеров умерли трое. Они были «тяжелые», но надлежащей помощи так и не дождались.

Силовикам внедрение «врагов» на «свою» территорию – каковой они считают участок парка и все дороги начиная от метро «Арсенальная» – крайне не понравилось. Завязался бой.

Корреспондент LB.ua Олег Дышко попал в оцепление:

– Беркут наскочил, многих избили до полусмерти. Народ попятился к парку. Избитые лежали на земле буквально штабелями. В четыре слоя. Окровавленный слоеный пирог. Беркуту показалось мало, они этих людей еще ногами утрамбовывали – прыгали сверху. Основная толпа-то отступала, но увидев зверство «Беркута», мужики остановились – пошли в контратаку. Силовиков жестко закидали камнями, лежачих отбили.

Кроме нашего Олега все это снимал еще один фотокор. Его потом «Беркут» отловил, раздел и избил до полусмерти. Жив ли он и что с ним точно неизвестно – на нашем видео он зафиксирован, к сожалению, только со спины.

– Парня поймали, но я не мог ему помочь – «Беркут» уволок с собой, – продолжает Олег Дышко, – Нас же продолжали закидывать гранатами. Причем гранаты с болтами и гвоздями. Если такую кинуть не сразу, а через несколько секунд после того, как дернешь чеку, она взорвется еще в воздухе. Следовательно, радиус разлета осколков будет больше. В двух метрах от меня стоял мужчина. Ему такими осколками перерезало горло. Умер на месте. Помогал заносить его тело в Дом офицеров. Там пол был липкий от крови.

Абсолютно все свидетели событий в Крепостном говорят, что это был самой жестокий фрагмент дневного противостояния. С Грушевского туда пытались зайти депутаты-«свободовцы» – помочь, но их «Беркут» и «титушки»… забросали камнями. Народных депутатов. Не снежками, булыжникамим. Среди них была и женщина, Ирина Фарион.

Ефремов: «мне не стыдно»

В это самое время на соседнем фланге ее коллеги, женщины-депутаты из ОО вытаскивали на себе раненых. То есть, сперва они их доставали из автозаков. Некоторые были уже в наручниках. Так их – в наручниках – и тянули к медпункту Рады (бои в Крепостном ограничили, на какое-то время, доступ к Дому офицеров). В крошечной комнате на первом этаже скопилось пять человек. Погрузить в «скорые» их удалось лишь через полтора часа.

Вместо «скорых» по Грушевского ползли водометы.

Мариинка тряслась от взрывов, черный дым заволакивал небо. Понять, где, что и с какой стороны рвалось, с какой – горело, представлялось совершенно невозможным. Но, на всякий случай, большинство «регионалов» из-под купола предпочли ретироваться.

Очень немногие слонялись по кулуарам в ожидании какого-либо совета фракции, продолжения сессии и т.д. Тщетно.

Руководство ПР, видимо, полагало, что ничего чрезвычайного не происходит.

"Беркут" прорвал баррикаду на Европейской и повредил на Институтской. Подготовка к зачистке Майдана шла полным ходом.

Наконец, в четвертом часу на пресс-поинте появился Александр Ефремов:

«Радикалы с оружием в толпе так называемых мирных демонстрантов».

«Оппозиция понесет ответственность».

Ну, и все в том же духе.

Выпалив заготовку на одном дыхании, он развернулся на каблуках – прочь с пресс-поинта. Отвечать на вопросы СМИ не планировал.

LB.ua не выдержал:

– Почему молчит Президент? Ему все равно? Где реакция Януковича?

Равнодушная тишина. Полосатая костюмная спина скрывается за изгибом пресс-поинта.

Срываюсь окончательно.

– Александр Сергеевич, вам не стыдно?!

– Нет! – доносится обиженное из-за ширмы.

Еще через два часа Ефремова сменяет Рыбак. Но замена происходит по форме. Суть та же.

Рада гасит огни.

Выжженная земля

Путь к Майдану остается один – через Грушевского.

Сбившись цветной стайкой, поближе друг к другу, женщины-депутаты от ОО спешат вниз. Мужчины все давно там – еще отбивали заблокированных в Октябрьском.

LB.ua увязывается вослед.

Короткое препирательство – жиденький кордон (тут, все-таки, их территория) перед Кабмином расступается. Слева и справа – спецтехника. Два водомета. Один бронетранспортер. КАМАЗов с камнями и песком – не счесть. Между ними – невиданные прежде машины-амфибии, которым и имени-то нет – аббревиатуры с цифрами. Брусчатка скользкая – залита водой. В валяющихся в разнобой тросах пожарных брандспойтов путается сгоревшая проволока, остатки шин (это уже ниже, уже за «Санахантом»). "Титушки" подвывают на холмах Мариинки.

В зазорах между бровкой и брусчаткой – охапки тех самых гильз, найденных польскими журналистами. В большом количестве. Земля вокруг выжжена, все черным черно.

Только маленькая лампадка у иконы Богородицы подсвечивает памятник Вячеславу Черноволу. Как она тут оказалась? Кто зажег огонек?

Ответом – рев грейдера, зачищающего подол улицы, подступы к «Динамо» и часть Европейской. Коммунальщиков тут заменяют МЧСники и «Беркут».

Линия фронта сместилась. Перед баррикадой на Институтской – метров 200-250 нейтральной полосы. И сразу – «Беркут».

– Давайте, давайте, а то к своим не успеете, – ехидничают, расступаясь.

Успеваем.

– Александра Владимировна, подожгите шину заодно, а то совсем потухла почти, – весело кричат бойцы Самообороны с баррикады. За несколько часов она выросла метра на полтора в высоту и метра на три в ширину.

Ловким движением, Кужель возрождает пламя. Самооборона ликует.

Началось

– Туристы, вашу мать! – во весь голос орал Андрей Дзиндзя, продвигаясь тараном с Михайловской к профсоюзам, – На выход! На выход, я сказал, туристы! Война здесь! Женщин не пропускать, – скомандовал сторожевым на баррикаде.

«Туристов» в первые часы действительно было много. Однако, процентов 70-80 из тех, кто приходил поглазеть «после работы», оставались и быстро втягивались в общее дело.

Вот, стоит рядом женщина. Социальный статус выдает норка в пол. Безмолвно плачет. Потом резко стаскивает перчатку, вытирает нос и, подобрав полы норки, перебирается через каменный парапет у Лядских ворот. По ту сторону парапета женщины мастерят коктейли Молотова. Острый запах бензина, грязные бутылки – их это не пугает. Совсем еще девчушки, респектабельные дамы постарше, бабушки-пенсионерки. И так у них споро все получается, быстро, словно всю жизнь только этим и занимались.

Подходят парни в балаклавах – выносят ящики на передовую.

А на передовой настоящая война. В восемь вечера «Беркут» двинул по Институтской водометы. Струя воды, затем – вспышка и уже горят палатки у «Глобуса». Паники в первых рядах нет, но над Майданом колоссальное напряжение – стартовала атака. Из-за спины «Беркута» в толпу летят камни.

«Беркут» напирает щитами. Баррикада Институтской быстро пала. Хоть и крепкая была, но наклонная – под огневым обстрелом такую долго не удержать.

Беркут продвинулся ближе к Майдану.

Лидеры ОО в это время находились на встрече с послами в «Хайятте». Сорвались – приехали. Послы в Дом Профсоюзов ехать отказались. Как чувствовали.

Грохот взрывов. К ним быстро привыкаешь. Минут за десять буквально. Молотов, петарды, свето-шумовые. Через час их отличаешь по звуку.

Над Институтской – столб черного дыма, метров в восемь высотой. Стеллу Независимости заволокло пеленой. Пылает баррикада со стороны Европейской, та самая, где час тому Кужель «реанимировала» шину. И рады бы теперь потушить, да невозможно.

Мимо пронесли безжизненное тело на носилках. Из-под одеяла – мужская рука. Первая жертва.

Ночь

Раненых уже особо не считают. На Михайловской тревожно взвизгивают «скорые», туда – самых тяжелых. Остальных – в профсоюзы, а то и вовсе оказывают помощь на месте.

Вихрем проносится Яценюк.

– Что – послы?

Он не мог остановиться и на минуту, почти бежал, но глянул так, что и без слов ответ понятен.

Чуть позже уточняю: Виктору Януковичу звонила Ангела Меркель. Не взял трубку. Звонил Жозе Маннуэль Баррозу. Не подтвердил возможность телефонной связи (проще говоря: не ответил, – С.К.). С Байденом, правда, поговорил. Но, судя по последовавшему затем заявлению Госдепа – «выражаем озабоченность, ай-яй-яй», разговор на положение дел не повлиял.

Канонада взрывов не умолкает и на минуту. Стены окрестных домов ходят ходуном.

– Под стенку, под стенку! Не шастать по проходу, снайперы на крышах! – журналистов берегут.

– Он сошел с ума, – задумчиво тянет Давид Жвания, рассматривая залпы фейерверков в смоляной завесе дыма.

– Другого объяснения нет, – отвечает кто-то из нардепов.

Актив, они собрались тут за сценой.

– Хватит одного залпа и нас всех снесет. И сцену, и нас. Удивляюсь, почему они до сих пор этого не сделали. Ведь так хорошо мы все в одном месте, – вставляет еще один.

Все молчат. Понимают, что он прав. И этот сценарий, возможно, еще будет реализован.

Фюле говорил с Клюевым. Глава АП пообещал не применять боевое оружие против людей, но прекращение штурма обещать не стал.

В сумме с факторами Меркель, Баррозу и Байдена, вывод очевиден. Решение властью принято. И оно не в пользу Майдана.

Огненное кольцо вокруг площади сжимается все плотнее. И ближе к сцене.

Время нечести

– Часы бьют. Полночь. Время нечистой силы, – Олег Медведев улыбается через силу.

– Типун вам на язык, – отвечаю незлобиво.

Уже 14 убитых. 14 за четыре часа, без учета тех, кто погиб днем.

Медведев, однако, оказывается прав. «Беркут» уверенно теснит протестующих. Пламя все выше, раненых – больше. «Титушки» громят скорые, караулят в больницах.

От сцены хорошо просматривается весь Майдан. Людей сосчитать невозможно: вся площадь пребывает в движении. Без дела не сидит никто. На передовую несут все, что горит – от дров до пластиковых бутылок, наибольшим спросом, конечно, пользуются шины.

– Мы не просто набрасываем их в кучу. Надо, чтобы шины хорошенько прогорали. Следите за этим! – инструктирует со сцены стойкий Евгений Нищук, – Ветер в сторону зверей! Кто идет на Майдан – берите перец, добавим в костры.

Никакого страха, паники, волнения – каждый сконцентрирован на своей маленькой, но важной задаче. Люди постоянно пребывают. В количествах значительно больших, чем рассчитывала власть. Хотя и меньших, чем оппозиция. Впрочем, многие рассредоточены по больницам – ведут учет раненых, охраняют их; другие – разыскивают активистов по райотделам и СИЗО. Менее видимый, но не менее важный фронт.

Ну, а те, кто уже пришел на Майдан предпочитают тут и оставаться. Уходить опасно. Близлежащие переулки забиты «титушками». В том числе переодетыми. Одного человека на Большой Житомирской подстрелили. Там же в упор – как выяснилось на утро – застрелили коллегу-журналиста. Те же титушки.

Кий, Щек, Хорив и их сестра Лыбедь в огне. Пламя вплотную подбирается к Дому профсоюзов.

– Спокойно! Держать линию! Не бить заложников! Не бить, я сказал! – ревет сорванным голосом Пашинский со сцены.

В толпе, перекатываясь в разные стороны, движется клубок человеческих тел. Что-то очень нехорошее, черное в самом его эпицентре. Окровавленный «беркутовец». Выпал из строя. Люди подхватили и, как его не защищала самооборона, некоторые не смогли удержаться, чтоб не выместить накопившуюся злость.

Через минуту – второй. Идет сам, но видно, что в полуобморочном состоянии, едва не падает. Затаскивают под сцену. Тут безопаснее.

Потом еще – этого уже несут. Его захватили в отдаленной части Майдана, соответственно – больше досталось.

Этого третьего, а за ним у четвертого, защищает священник. Толпа свирепствует. И это можно понять. Менее, чем за два часа – еще восемь трупов. Того – к началу третьего ночи – 22 погибших. А тут – враг.

Всего «беркутовцев» было четверо. Третий и четвертый – самые тяжелые. У одного вытек глаз, у второго – осколочное ранение руки. Им мастерят носилки из щитов и эвакуируют в профсоюзы.

Там, в профсоюзах, на пятом этаже, целый лазарет. По разным данным, около тысячи раненых. В том числе – лежачих.

Но у войны свои законы. Через двадцать минут первые два этажа здания воспламеняются. Через сорок – «Беркут» штурмует шестой этаж. Буквально: падает с крыши. Бои внутри помещения. Летят гранаты. Сильное задымление на лестничных клетках. Опять рукопашная.

С крыши палят по площади. Судя по характеру выстрелов, это даже не травматика. Наивный Фюле.

Выступает Александр Турчинов. Его ранило прямо на сцене.

Под профсоюзами натягивают тент – люди прыгают из окон. Центральный экран на стене здания выключается.

Крики, взрывы. Кажется, сейчас обрушатся небеса.

Кличко возвращается с переговоров с Януковичем. Растерян.

– Понимаете, он хочет, чтобы мы разошлись по домам. Такая вот позиция.

Ну, что тут скажешь.

Перед рассветом

Пять, начало шестого утра.

Громада Дома профсоюзов напоминает экспонат музея природоведения – скелет гигантского динозавра. Скелет дышит огнем, утроба его светит зловещим багрянцем. Три пожарных гидранта сражаются изо всех сил. Однако, здание слишком велико. Уже трещат перекрытия – ходить рядом небезопасно.

Более того – от искр вспыхивают сухие деревья, рекламные щиты подле. По этой стороне Майдана, то тут, то там, повсюду языки пламени.

Чад, дышать тяжело. Людей стало меньше, лица их черны от копоти. Между собой говорят мало – не о чем, и так все ясно. Все для фронта, все для победы – разбирают строительные заборы в окрестностях. В центре много старых домов, предназначенных то ли под снос, то ли под реконструкцию и огражденных такими вот заборами.

Линия огня – единственное, что удерживает «Беркут».

Женя Нищук уже в бронежилете. Слишком хорошо просматривается и – как убедился Турчинов – простреливается сцена.

Вспышка света. Взрывы (вероятно, лопается стеклянная крыша), многометровый столп дыма.

Пожар в «Глобусе». Предсказуемо.

За «Глоубсом» языки пламени переползают на Консерваторию. Теперь уже весь Майдан поровну перерезан огненной лентой.

Консерваторию, правда, быстро тушат.

***

Вверх по Михайловской. Двое из самообороны навстречу.

– «Титушки» есть?

– Нет, чисто. Там наша баррикада.

У самой площади – две молоденькие девушки. По виду – жительницы центра.

– Хотите чай? Кофе? Бутерброды? Все домашнее!

К воротам монастыря одна за другой подъезжают машины. Раненые. Открывают ворота «Порш-кайену». В салоне – капельница. За ночь этот автомобиль немало накрутил кругов между площадью и монастырем. Салон просторный – ему стараются грузить тяжелых.

Их оперируют в трапезной.

– Что у вас, граната?

Мужчина лет пятидесяти, кивает, стиснув зубы. Лежит на животе. Обе ноги распороты. Зашивают на столе прямо у входа.

– Таня, лидокаин!

– Сколько кубиков?

Мужчина стоически терпит, его лицо искажено болью, но он молчит. От лидокаина не отказывается.

В центральном зале еще с полтора десятка столов с ранеными.

Трапезная – единственная церковь, из комплекса Михайловского златоверхого, уцелевшая после большевистской расправы.

В самом соборе, повсюду – в приделах, под алтарем, у купели – расстелены одела, спят люди.

Пред ликом Богородицы. Привычное: взмах руки в крестном знамении и земной поклон. Но, нет, поклониться невозможно – не пускает бронежилет. А без бронежилета журналисту лучше не выходить. Опуститься на колени тоже нельзя – заденешь кого-то из спящих, места слишком мало. Людям нужен покой, они с войны, их нельзя тревожить.

И первый раз за эти сутки к горлу подступает комок.

Рассвет, но в храме не служат заутреню. Всегда, во все времена тут спасают души, но сейчас очень важны растерзанные пулями и гранатами тела. Поэтому не горят свечи, не звучит «Символ веры», но пахнет нашатырем, а свечной ящик завален лекарствами.

Это Украина. 2014 год. И это не страшный сон.