КАК Я ТЕПЕРЬ ЖИВУ
В целом, я считаю, живу я неплохо.
Просыпаюсь поздно, потому что спешить некуда: Россию уже продал, и деньги еще есть. Еще полудрема колеблет границы новой реальности, а в мозгу сама собой, по привычке, начинает ворочаться какая-нибудь русофобская дрянь. Не принизить ли, например, думаю, подвиг советского народа в Великой Отечественной? Или, додремав, начать сразу с ревизии нашей прекрасной истории в целом?
Но к первой чашечке кофе - с малиновым, как правило, круассаном (если просыпаюсь в Париже) или сальмоновым бейглом с сыром "Филадельфия" (если доведется размежить веки где-нибудь в Ванкувере) - приоритеты проясняются, и я, не теряя времени, сразу приступаю к оскорблению ветеранов.
Дело это, надо вам знать, требует недюжинного мастерства и звериной ненависти к России, но всего этого у меня навалом, и к полудню ветераны бывают оскорблены поименно и по самое не могу - особенно те из них, которые пачкали пеленки, когда я выходил по возрасту из комсомола.
Ближе к обеду я как правило оправдываю нацизм. Нацизм, как теперь хорошо известно, особенно близок моей душе, и я счастлив, что могу наконец не скрывать это. Я включаю для настроения Вагнера - и начинаю исходить на свастики. Особенно люблю я заниматься этим делом в Израиле - здесь моей нацистской душонке не так одиноко. Когда нас, любителей Гитлера, собирается вместе десять человек, это называется миньян.
Мой обед вкусен, а послеобеденный сон сладок: мы гуляем в нем рука об руку с моей любимой Мадлен (Олбрайт) и расчленяем, расчленяем, расчленяем Россию... Я просыпаюсь в слезах от счастья.
В этом размягченном состоянии особенно хорошо дается мне распространение заведомо ложных сведений с непременным осквернением памяти павших. Как никто умею я сопрягать словоблудие с аморализмом - и странно было бы не воспользоваться этим в обстановке полной безнаказанности.
Перед закатом, когда прощальный свет умиротворяюще льется на ступени Капитолия, я люблю пройтись по берегам Потомака, чтобы в районе Лэнгли получить инструкции на ночь. Как правило, выбор моих заокеанских хозяев колеблется между дискредитацией миролюбивой политики Путина и циничным разламыванием скреп, и я не могу отказать им в этой малости. В конце концов, мы делаем одно большое грязное дело!
...Вечерний чай с заслуженными печеньками остывает на столике у кровати - вдохновение, накатывающее на меня в этот час, не терпит отлагательств. О, этот сладкий миг, о это любимейшее занятие... Не трогайте меня, не отвлекайте на сексизм и педофилию, все потом! - я занят, я клевещу.
Я называю ворами и убийцами лучших, честнейших людей моего отечества, я нахожу какие-то особенные слова для каждого, блять, из них... Я не усну, пока не опорочу и отечество в целом, не засуну скрюченные пальцы во все язвы его, не расковыряю до крови его святую старину. Только тогда придет недолгий покой к продажной моей душонке, только тогда старина Морфей ударит меня наконец по маленькой злобной голове и отрубит до утра.
...Я проснусь поздно, когда все люди доброй воли уже давно ебашат на благо мира и прогресса - проснусь и буду лежать в слабой полудреме, мучительно пытаясь вспомнить, где нахожусь. В какой именно части света и как далеко от родных Сокольников прячусь от народного гнева и справедливого российского суда...
Видео канал Виктора Шендеровича - Плейлист - Обновления:
Лирическое-ностальгическое...
У каждого времени - свои лысые. И динамика, признаться, пугает.
В 1990-х годах на меня обижался коммунист Василий Шандыбин. Человек он был человек неплохой, не чересчур развитый, но честный. В суд Василий Иванович на меня не подавал - просто громко и искренне обижался за Ленина, Сталина и Зюганова.
В "нулевых" и десятых меня дважды судил уголовным судом столь же лысый и большой, тоже депутат, но уже от ЛДПР, Николай Абельцев, он же "животное йеху". Это был уже чистый уголовник с прихватами - прямо в зале суда грозился отрихтовать мне голову чем-нибудь железным...
Но время не спит, Россия дождалась позднепутинских времен, и Господь, в бескрайней готовности своей снабжать меня лишним жизненным опытом, послал мне третьего лысого обиженного - Евгения Пригожина. Тут уже, как вы поняли, стало мне совсем не до шуток, потому что с убийцами шутки плохи...
И вот я думаю: вдруг я переживу Пригожина? Какого же черта лысого пошлют мне напоследок тридцатые годы этого столетия? Боюсь даже фантазировать.
Сегодня - день Алексея Навального. Выбор, который он сделал год назад, - выбор безусловно исторический (просто это станет очевидным чуть позже). Здоровья ему. А нам - попытаться соответствовать заданной точке отсчета.
Ветераны России - это, конечно, прямо гомерически смешно.
Да я ветеран России, я!
63 года мудохался среди этой пыльной номенклатуры, инструкторов по правильной любви к Родине... Сколько, кстати, лет возбудившемуся - и кто он? "Имя, сестра!"
А впрочем, какая разница. Докопались до майской программы на "Эхе" - стало быть, копали специально, искали на меня новую уголовку. Стало быть, получена отмашка, иначе с чего вдруг...
Ну, я намек уже понял, можно не повторять.